Родители вернулись с работы. Моё одиночество нарушено и теперь надо потерпеть пока мы поужинаем и можно будет закрыться в своей комнате. Я сижу на кухне, прислонившись к стене и смотрю, как одинокие cнежинки тополиного пуха влетают в окно. Мама суетится, рассказывая на ходу новости:
"Представляешь, шла я сегодня на работу и вдруг какой-то молодой человек со мной здоровается: "Здравствуйте, тетя Лена!". А я смотрю на него и не могу понять кто это. Высокий, под два метра ростом, худой, симпатичный..."
Душно. Лето только началось, а в Москве уже совсем не осталось воздуха. Вечер. Окно открыто, но свежий воздух и прохлада будут только под утро. Или это чувство обиды не даёт дышать? Я молча со всем согласилась, даже не стала спорить. Улыбнулась, сказала, что всё понимаю, что сначала надо окончить институт и начать работать и только потом думать о создании семьи. Но почему же так обидно? Потому, что не получилось по-моему или потому, что он не стал спорить со взрослыми? Так легко отказался... Я в тысячный раз стараюсь успокоится, но обида не уходит, терзает, заполняет все мысли.
Мне совсем не интересно, что рассказывает мама. На неё я тоже обижена, но машинально спрашиваю: "Ну и кто это оказался?"
читать дальшеМама делает вид, что не замечает моего недоволного лица и равнодушного тона:
"Дима. Он учился в твоей школе после того как ты оттуда ушла. Теперь поступил в институт. Думаю, девочки ему прохода не дают. Кто бы мог подумать, что из такого толстенького мальчика получится высокий стройный юноша!"
"А-а... понятно", - говорю я вслух, а про себя думаю, что как и ожидалось, ничего интересного.
Дима - сын друзей моих родителей. В воспоминаниях детства он остался толстым неприветливым мальчиком, сидящим рядом со мной на скамейке на даче и неловкость от того, что я не знаю что ему сказать. Он пришел с родителями к нам в гости и я должна была его чем-то развлечь, а на ум не приходило ровным счетом ничего. Когда я стала постарше, то его бабушка учила меня вышивать. Я приходила к ним на участок, стараясь как можно незаметнее прошмыгнуть мимо играющих в настольный тенис мальчишек, потому что мне казалось, что они непременно начнут меня дразнить. Теперь я понимаю, что они меня даже не замечали. Но разве меня должно хоть как-то волновать что там из этого мальчика выросло?
Через несколько дней зашел разговор о том, что на терраске прогнил пол и надо бы перестроить терраску и кухню, а родители много работают, поэтому присматривать за строительством будем мы с бабушкой. Папа понимает меня лучше всех и, видя моё состояние, страется не трогать, ни о чем не распрашивать и при случае подбодрить: "Поживёшь на даче, отдохнёшь, тем более, что строить будет не чужой человек. Дима с другом подрабатывает так не первый год и у них хорошо получается. Поедешь?"
"Да".
Да, я хочу уехать, чтобы никого не видеть, чтобы не надо было отвечать на телефонные звонки и рассказывать, что у меня всё хорошо, чтобы не надо было изображать, что всё осталось как прежде. Месяц, два, три. Я не хочу общаться ни с кем как можно дольше. Я хочу спрятать свою обиду глубоко глубоко, чтобы даже самый придирчивый взгляд не мог бы ничего заметить.
Через неделю я была уже на даче.
"Вставай! Просыпайся! Сколько можно спать? Сегодня придут строители", - бабушка знает, что меня не так просто разбудить, поэтому обычно не поднимается ко мне на чердак раньше полудня.
"Иду, иду", - бурчу я спросони, но понимаю, что нужно поторопиться, если я хочу позавтракать на старой терраске в последний раз. Одеваюсь и пока закипает чайник, бегу умываться. Чашка чая и сушка - весь мой нехитрый завтрак. Но я очень люблю в начале лета сидеть в плетённом кресле, пить чай, смотреть на зацветающий жасмин и чувствовать легкий теплый ветерок. Позавтракать спокойно мне не удалось, потому что раздался грохот, звук отрываемых от стены досок, а с потолка прямо в чашку посыпалась какая-то труха. Терраска открытая, так что заметить моё присутствие было несложно и такое явное пренебрежение меня разозлило.
Похватав всё со стола, я побежала в комнату: "Бабушка, пришли строители, но они, не сказав ни слова, уже ломают!!!"
Бабушка подняла глаза от книжки и сказала: " Сначала надо вынести мебель. Жалко будет, если испорят дубовый стол. Скажи пусть поставят его в саду и надо укрыть его чем-нибудь от дождя."
Кипя от негодования я вылетела опять на терраску. Выпалив всё что я думаю о безголовых строителях, которые не дают позавтракать и не здороваются, я попросила помочь вынести стол.
Меня мало что так задевает, как то, когда меня не замечают. Оба молодых человека смотрели на меня с полным равнодушием словно перед ними было пустое место. Вынести стол? Пожалуйста. Но по их лицам я видела, что моё присутствие здесь явно нежелательно.
"Ничего, голубчики. Придётся потерпеть, тем более, что парадом командовать буду я. Бабушка человек деликатный, она лишний раз слова не скажет, даже если ей что-то не нравится, но раз уж пришлось сломать мою любимую терраску, то я с вас не слезу, уважаемые строители, пока вы мне не постоите новую идеально. Будьте уверены!!"- так я подумала в первый же день.
На второй и на третий день они старались меня не замечать, не разговаривали и максимум, что мне удавалось от них добиться было "да" или "нет".
"Ну что ж! Поиграем!, - говорило внутри меня накопившееся раздражение. Я поняла, что мне предоставился шанс отыграться на этих "милых" молодых людях. Я решила, что попробую не только взять командование в свои руки, но и добиться расположения. По крайней мере одного из них. Не трудно предположить кого я выбрала своей жертвой. Мне стало интересно хватит ли моего обаяния преодалеть эту показную холодность и подчеркнутое равнодушие.
Я всегда знала, что редко нравлюсь молодым людям с первого взгляда, что самый большой комплемент, на который я могу расчитавать после непродолжительного знакомства это, что я похожа на девушек со средневековых картин. Ага, звучит красиво, только стоит за этими словами то, что у меня довольно странная внешность бледнолицой барышни, изнурённой трудностями городской жизни и долгим отсутствием солнечного света.
"Ничего! Вы у меня еще попляшете."
У меня появилась цель, которой я решила добиться со свойственной мне бараньей упрямостью. Я упорно делала вид, что не замечаю их прохладного к себе отношения. Роль была выбрана и важно было правдиво её сыграть. Я улыбалась, разговаривала, живо интересовалась их работой и вела себя так, словно у нас приятельские отношения. Было сложно, поначалу у меня ничего не получалось и я убегала на задний двор и ходила там как тигр в клетке мысленно обзывая их по всякому. В очередном приступе бессильной злобы я принялась распиливать сломанные доски на дрова. Увидев, что я не только умею готовить и болтать, молодые люди начали проникаться ко мне уважением. А я только посмеивалась про себя и распрашивала как делать перекрытия, как вырубать брус, чтобы стыки получались надёжными и рассказывала, что мечтаю увидеть как они начнут обшивать терраску вагонкой, потому что никогда до этого не видела досок с пазами. Электрическому лобзику я обрадовалась как родному и, хоть мне и было действительно интересно попробовать что-то выпилить, но всё же это была игра на публику. Не сразу, постепенно мы начали нормально разговаривать, шутить и радостно здороваться при встрече. Родители почти не появлялись на даче и увидев, что я вполне справляюсь с работой надсмотрщика, стали только привозить деньги. Я внутренне торжествовала. Пока всё шло как по маслу.
Так получилось, что на середине строительства второй парень от нас ушел. Это было не страшно, так как новый каркас уже поставили, но время строительства из-за этого растягивалось на неопределённый срок. Хотя я даже порадовалась, потому что при таком раскладе было проще привести в исполнение вторую часть моего плана. Но, не смотря на то, что отношения наладились, это были обычные человеческие отношения без той особой симпатии, которой я решила добиться. После работы Дима собирался и уходил домой, хотя мог бы предложить погулять или куда-нибудь съездить. Я уже начала терять терпение пока один случай неожиданно нас не сблизил.
Я готовила обед и, выглянув на улицу, увидела что Дима ходит по двору с подозрительно красными глазами. Зная, что он не тот человек, который будет просто так плакать, я испугалась, что он поранился или сильно ушибся. Он долго от меня отворачивался и отмахивался как от назойливой мухи пока я не выяснила, что в глаз ему попала довольно крупная соринка, которая царапалась и никак не хотела вымываться слезами. Я настолько решительно усадила его на стул, что он опешил и перестал сопротивляться. Соринка оказалась немаленькая и успела далеко продвинуться под верхним веком и, чтобы достать её, мне пришлось встать совсем рядом. Я наклонилась и моё лицо оказалось совсем близко от его лица. Его глаза заливали слёзы, он практически не мог их открыть, хотя и пытался. У него был такой беззащитный вид, такой трогательный и растерянный от того, что я так запросто его касаюсь, что мне невольно стало неловко, что я строю против него какие-то козни. Закончив спасательные процедуры, я без лишних распросов ушла в дом.
Я никогда бы не подумала, что такой простой случай так сильно изменит его ко мне отношение.
Поскольку мы остались с ним и бабушкой втроём, то я предложила Диме обедать с нами, чтобы он не кусочничал, а питался нормально. На следующий день за обедом всегда спокойный и и молчаливый, он вдруг наклонился ко мне через стол и задушевно так сказал: "А давайте с Вами водочки на брудершафт выпьем...под щучьи головы!" Это было сказано таким бархатным голосом, что я открыла рот от изумления и чуть не уронила вилку. Попыталась что-то ответить, но издала только пару нечленораздельных звуков. Они с бабушкой смеялись надо мной до слёз. "Это же цитата! Ты не знала? Из "Иван Васильевич меняет профессию" Семён Семёныч! (это кстати тоже цитата только из "Брильянтовой руки") Семён Семёныча и щучьи головы мне потом еще не раз припомнили.
Диму как подменили. Шутки, цитаты, анекдоты сыпались на меня как из рога изобилия. Я хохотала, сгибаясь пополам и не могла поверить, что еще вчера из этого человека клещами вытаскивала почти каждое слово.
"Давай вечером погуляем?", - он сказал это так просто, словно мы каждый вечер до этого только и делали, что прогуливались. "Я зайду за тобой часов в 7, хорошо?"
"Угу", - только я смогла я сказать находясь в полной растерянности.
Игра становилась интересной и мне было любопытно узнать насколько далеко это может зайти. Некоторые сомнения у меня были, но это обещало стать главным приключением этого лета и я не раздумывая пошла собираться на прогулку.
Мы гуляли вокруг озера, разговаривали, смеялись. Оказалось, что у нас не так мало тем для разговоров. Вспомнили детство и кто что думал друг о друге, рассказывали смешные истории из жизни, о школе, о учёбе, разговаривали о музыке. Так мы стали гулять почти каждый вечер всё позднее и позднее расходясь по домам. Часто вечерами сидели у нас на участке, жгли в камине дрова и разговаривали. Бабушка относилась к происходящему так словно не происходит ровным счетом ничего необычного, чем меня бесконечно радовала.
Утром я просыпалась поздно, когда Дима уже приходил работать, и бабушка отправляла его меня будить. С чердака мне пришлось съехать, потому что когда сломали тераску и кухню, то вход на чердак оказался на улице, а спать в незапирающейся комнате мне было страшно. Я спала в доме и слышала как бабушка попросила меня разбудить и притворилась спящей в надежде, что меня буду звать по имени и ласково теребить за плечико. Но Дима громко позвал меня разок, а потом схватил за ноги и стал вытаскивать из кровати. Я визжала, хохотала и цеплялась за кровать, пытаясь прикрыться одеялом. Услышав мои вопли, пришла бабушка и сказала, что именно так и надо будить таких сонь как я.
Бабушка часто ездила в Москву, потому что ей надо было поливать цветы и кормить кошку и как-то рано утром она уехала, а дверь закрывать не стала, потому что знала, что Дима должен скоро прийти. В то утро мне было очень плохо. Перед глазами всё плыло и от боли я не могла встать налить себе воды и выпить таблетки, боясь упасть где-нибудь. Я лежала на кровати, а сознание привычно проваливалось в тёмную яму.
Я очнулась от испуганного диминого голоса. Он стоял рядом с кроватью на коленях. "Я звал тебя, а ты не отвечаешь. Захожу в дом, а ты лежишь вся белая и не шевелишься. Не пугай меня так." Он дал мне воды и таблеток и посидел некоторое время, пока не убедился, что я точно не собираюсь умирать. На следующий день он принёс мне целый пакет апельсинов и, хотя я не очень люблю фрукты, мне было приятно что он обо мне заботится.
Как только я стала себя чувствовать лучше он решил напугать меня в ответ, выпрыгнув на дорожку из кустов. Я настолько сильно испугалась, что не только закричала, но и ударила со всей силы, чем очень его насмешила. "Вы поглядите на неё! Маленькая, хрупкая, весит меньше мешка с цементом, а настроена всегда так воинственно, словно сушеный Геракл!"
Мне тоже надо было съездить в Москву, чтобы помыться, но Дима придложил прийти ради этого к нему. Он жил один на даче через два дома от нас и сходить помыться так близко вместо того, чтобы тратить полтора часа на дорогу только в один конец, было необыкновенно заманчиво. Так я впервые пришла к нему в гости.
Их дача находилась в процессе отделки и ванная комната еще не была готова, поэтому в полное моё распряжение было предоставлено огромное корыто и пара вёдер воды.
- "А как я узнаю, что ты не подглядываешь?", - меня немного смущала вся эта ситуация, но я внутренне храбрилась и делала вид, что всё так и должно быть.
- "Хочешь я буду рассказывать тебе истории и по звуку голоса ты поймёшь где я нахожусь?"
- "Мне достаточно будет, если ты пообещаешь не подглядывать".
- "Обещаю. Тебе включить музыку?"
- "Ага."
И он поставил очень красивую медленную тяжелую музыку. Она удивительно попала в настроение и я буквально заболела этим альбомом, настолько она мне понравилась. Грустная, тревожная, она словно забирала из моей души накопившуся обиду, разочарование, жалость к себе.
Я помылась без приключений, мы поужинали и пошли на второй этаж. Там еше были не доделаны все перекрытия и отгорожены были только две комнаты, а всё остально пространство было совсем пустым. Я досушивала голову, поэтому сидела с распущенными волосами посреди этой огромной залы. Уже стемнело и только свет от фонаря падал на пол. Снова играла эта музыка, а мне хотелось встать и начать танцевать, и кружиться, раскинув руки до того мне было в этот момент хорошо.
Он подошел ко мне и провел рукой по волосам нежно нежно, сказав: "Ты очень красивая..."
И в этот момент я поняла, что я почти достигла своей цели или уже достигла и только осталось услышать несколько заветных слов, но я совершенно не имела никакого права так поступать. Мы еще о чем-то говорили тогда, но в голове пульсировала только одна мысль: "Как я могла так опрометчиво играть с чувствами человека, который мне уже давно стал симпатичен?!!! Как я могла?!!! Тем более, что я уже дала обещание другому."
Я вся ушла в свои мысли, а Дима пытаясь привлечь моё внимание, положил мне руку на плечо. Я подскочила и со словами: "Не надо!" убежала домой. Мне было стыдно.
Утром я проснулась как ни в чем ни бывало. Угрызения совести улетучились, осталась только эйфория от того, что я своего добилась и всё-таки смогла понравится такому человеку. Со всеми он был сдержан и молчалив, а на едине со мной превращался в открытого, весёлого человека, с которым мне было удивительно легко и приятно. Я чувствовала, что незаслуженно стала обладательницей такого сокровища, но уже не могла выпустить его из рук.
"Бабушка, а если бы я вчера не вернулась, то ты пошла бы меня искать?", - спросила я за завтраком стараясь выглядеть максимально беззаботно.
"Нет, не пошла бы. Я же знаю где ты. Только, если будешь оставаться на ночь, то говори заранее, чтобы я закрывала калитку на замок."
Моя челюсть со стуком ударилась о край стола.
"То есть ничего, если я останусь на ночь с молодым человеком у него дома? Ты не против?"
"Ну, последнее время вы вместе почти 24 часа в сутки и, если вы чего-то захотите сделать (многозначительная пауза), то я врядли смогу вам помешать."
Бабушка ушла что-то делать в огороде, оставив меня хлопать глазами от изумления в полном одиночестве.
Наши отношения еще на некоторое время вернулись в прежнее русло бесконечных шуток и подколов, пока я не стала себя ловить на мысли, что хочу до него дотронуться. Пусть невзначай, шутя, но я хочу быть как можно ближе. У Димы были рабочие ботинки с железными накладками на носах для защиты ног от падения тяжестей и мне нравилось наступать ему на ноги. Я вставала к нему на ботинки и мы так ходили по дорожке как пара клоунов синхронно переставляя ноги. Мне стоило уже признаться себе, что я давно влюбилась по уши, но я упорно оставляла обдумывание сложившейся ситуации на следующий день, поступая так день за днём. Я отдавала себе отчёт что, как и зачем я всё это делаю и говорю, но надеялась, что в самый последний момент смогу сказать решительное "нет", тем самым прекратив отношения. Мне было несложно себя обмануть. Я была рада так обманываться.
Как то вечером мы стояли на крыльце его дома. Было тепло, на небе было много звёзд и сосны на фоне тёмно синего неба выделялись резными силуэтами.
" Я бы хотел тебе кое-что рассказать. Перед тем как я приехал сюда, меня предала девушка. Поигралась и бросила как ненужную вещь. Мне было больно, не хотелось дальше жить, я поссорился почти со всеми друзьями и приехал работать у вас, чтобы хоть как-то отвлечься. Даже простое твоё присутствие мне было неприятно. Но ты не стала навязываться и не стала спрашивать откуда такое отношение, а была рядом, вела себя непосредственно, интересовалась моей работой и постепенно мне стало легче. Я не думал, что смогу с кем-то так беззаботно смеяться. Я наконец заметил какая ты красивая. Мне с тобой очень хорошо и я не хочу тебя отпускать ни на минуту. Я люблю тебя!"
Сердце в груди бешено колотилось - "предала, предала, предала".
"А ты? Ты любишь меня?"
И делая этот последний шаг, ощущая тепло его дыхания на своём лице, я сказала единственно возможное:
"Люблю".
Loneliness
Родители вернулись с работы. Моё одиночество нарушено и теперь надо потерпеть пока мы поужинаем и можно будет закрыться в своей комнате. Я сижу на кухне, прислонившись к стене и смотрю, как одинокие cнежинки тополиного пуха влетают в окно. Мама суетится, рассказывая на ходу новости:
"Представляешь, шла я сегодня на работу и вдруг какой-то молодой человек со мной здоровается: "Здравствуйте, тетя Лена!". А я смотрю на него и не могу понять кто это. Высокий, под два метра ростом, худой, симпатичный..."
Душно. Лето только началось, а в Москве уже совсем не осталось воздуха. Вечер. Окно открыто, но свежий воздух и прохлада будут только под утро. Или это чувство обиды не даёт дышать? Я молча со всем согласилась, даже не стала спорить. Улыбнулась, сказала, что всё понимаю, что сначала надо окончить институт и начать работать и только потом думать о создании семьи. Но почему же так обидно? Потому, что не получилось по-моему или потому, что он не стал спорить со взрослыми? Так легко отказался... Я в тысячный раз стараюсь успокоится, но обида не уходит, терзает, заполняет все мысли.
Мне совсем не интересно, что рассказывает мама. На неё я тоже обижена, но машинально спрашиваю: "Ну и кто это оказался?"
читать дальше
"Представляешь, шла я сегодня на работу и вдруг какой-то молодой человек со мной здоровается: "Здравствуйте, тетя Лена!". А я смотрю на него и не могу понять кто это. Высокий, под два метра ростом, худой, симпатичный..."
Душно. Лето только началось, а в Москве уже совсем не осталось воздуха. Вечер. Окно открыто, но свежий воздух и прохлада будут только под утро. Или это чувство обиды не даёт дышать? Я молча со всем согласилась, даже не стала спорить. Улыбнулась, сказала, что всё понимаю, что сначала надо окончить институт и начать работать и только потом думать о создании семьи. Но почему же так обидно? Потому, что не получилось по-моему или потому, что он не стал спорить со взрослыми? Так легко отказался... Я в тысячный раз стараюсь успокоится, но обида не уходит, терзает, заполняет все мысли.
Мне совсем не интересно, что рассказывает мама. На неё я тоже обижена, но машинально спрашиваю: "Ну и кто это оказался?"
читать дальше